Владимир Казаков - Вечный порт с именем Юность
Повелительно взмахнув рукой, Ожников остановил «газик», мчавшийся к стоянке вертолетов.
– Ты куда, Павел? – спросил он шофера.
– Где отец?
– Они с замполитом пошли лесом. Подвези до дома больного.
– Я таких больных каждый день возле чайной вижу!
– У него что-то тут не в порядке, – приставил палец ко лбу Ожников. – Эй, Степан, садись в машину.
Дома Ожников раздел Галыгу, умыл под краном, уложил в постель. Галыга, крестом сложив руки на голой груди, смотрел осмысленно. Мутные глаза прояснялись.
– Ты сегодня ел что-нибудь, Степа?.. Э, брат, да у тебя в доме ни крошки. Позвоню жене…
– Не надо!
– Надо, Степан, надо! Пить бросать надо, семью возвращать в дом надо, жизнь налаживать надо. Не тут, конечно. Тут ты себя опозорил начисто. Я устрою тебе перевод. В хорошее место устрою. Хорошая работа будет. Хорошо заживете… Попробуй заснуть. Я харчи пришлю. Завтра не выходи на службу, отлежись. Не беспокойся, все будет в порядке. – Ожников говорил тихо, монотонно, усыпляюще. – А про командира ты зря мне намекнул. Не посадишь же ты в лужу заслуженного, достойного человека. Не простят тебе за него люди. Не простят, Степа! Найдут даже там, куда я тебя спрячу. Засни, Степан. Кутька твоего я подкормлю. Спи! И забудь про все. Нет между нами счетов, Степан! Нет! Живи и радуйся!
V
На следующее утро в номер к Донскову зашел Комаров. Принес банку растворимого кофе.
– Берите. Для гостиничных постояльцев удобный продукт, в магазине не найдете. Вчерашнюю тренировку сорвал Галыга, сегодня не могу, жду гостей из управления. Не обидитесь, если с вами полетает командир звена Батурин?
– Конечно, нет.
– Постарайтесь хорошо слетать.
– Я понимаю, Михаил Михайлович. Зачем важные гости приезжают?
– Батурин – внештатный пилот-инструктор управления и все, как надо, запишет в летную книжку. Он вам понравится. Идите прямо к летчикам и спросите Николая Петровича. Кстати, через десять минут у них начнется разбор вчерашних полетов, послушайте. А с начальством из города я вас познакомлю, не беспокойтесь. Да и не ахти какое начальство – инспектора по безопасности полетов. – Комаров подошел к зеркалу, попушил расческой бороду и, со вздохом помассажировав пальцем мешочки под глазами, направился к двери. – Вечного двигателя из меня не получается, дорогой, замполит. Скоро в обоз… Поехал я!
* * *Длинный барак, где располагаются летная комната и учебные классы эскадрильи, стоял рядом с церковью. Поэтому Донсков думал, что не потребуется много времени на переход. И все же на разбор полетов опоздал. А время здесь, видно, ценили. Он это понял потому, как его встретил командир звена Батурин: привстав из-за стола, пожал руку, предложив сесть на свободный стул, продолжил разговор с пилотами, не обращая вынимания на замполита.
– Накоротке последний вопрос… К нам прибыла новый пилот Луговая Наталья Владимировна!
В самом уголке, из-за дюжих спин, поднялась Наташа и привычным движением поправила пышные русые волосы. Все пилоты повернули головы в ее сторону.
– Экипажи у нас укомплектованы, так что ей придется полетать немного дублером. Кто выражает желание взять ее в экипаж?
Наташа улыбнулась. Обворожительно. Она ждала предложений со всех сторон. Ну, хотя бы вон тот, долговязый, восхищенно вытаращивший глаза, непременно выставит свою кандидатуру в ее наставники. Но долговязый посмотрел и потупился. Отвернулись и другие. Молчали. «Эх, Наташа, – подумал Донсков, – в морской авиации действует закон моря: баба на боевом корабле – беда! И здесь, наверное, также. Да и свяжешь ты экипаж по рукам и ногам. Не выругайся при тебе, комнатку на точке тебе отдельную, тяжело будет – запищишь…»
– Нет желающих? – спросил Батурин.
– Мороки с ней, – прогудели из заднего ряда.
– Это с кем морока? – вскинулась Наташа и покраснела. – Я что, не летала? Это за вами глаз да глаз нужен, мальчики! По утрам не умываетесь на точках. Не возражай ты, непричесанный, – махнула рукой на Богунца. – Сядь! Сядь! Не умываетесь, потому что времени не хватает, спите долго. Карты, шахматы и девчата рано ложиться вам не дают. А я это устраню. В грязных рубахах ходите, Аэрофлот позорите. Научу стирать! Едите всухомятку…
– Стоп, Наталья Владимировна! – досадливо прервал ее Батурин. – Помалу назад! Еще два-три слова, и я не ручаюсь за ваше место в любом экипаже. Будем считать, что вы рассказали про других мальчиков, не про наших. Наши хорошие. Ну, – еще раз осмотрел пилотов, – хватит торговаться, приглашайте в свой экипаж… Не желаете? Боитесь, бороды она вам обреет? Тогда, Наталья Владимировна, выбирайте сами.
– Хочу к художнику! – быстро сказала Наташа.
Секунда молчания, и… взрыв безудержного хохота. «Все девки к нему льнут!», «Губа не дура», – в общем шуме раздались возгласы. И парень, тот, долговязый, который восхищенно таращился на девушку, был вытолкнут в проход между стульями.
Подняв руку, Батурин остановил гомон, обратился к нему:
– И не стыдно отказываться, Богунец?
– Мы… Я храплю, здорово храплю, Николай Петрович! Ей не понравится… Она сбежит, – еле сдерживая смех, тонким голосом лепетал Богунец.
– Товарищ командир, да это не он. Не его я имела в виду! А он пусть… храпит!
– Наталья Владимировна, вы сказали, что хотите к художнику, а «Художником» у нас кличут Антона Богунца за его различные художества. И не беспокойтесь, летчик он приличный. Закончили?
– Нет! – упрямо сказала Наташа. – Я имела в виду настоящего художника, того, кто рисовал в клубе оленя с облаком на рогах. Вас, товарищ командир!
Все пилоты быстренько подняли руки, поддерживая девушку.
– Ну что ж… тогда последний вопрос. – Чувствовалось, Батурин еле сдерживал недовольство. – Старый редактор стенной газеты заболел, и, кажется, надолго. Нужен новый. Выбирайте. Я предлагаю оказать доверие товарищу Луговой, надеясь, что газета наша станет острой. Будут другие предложения?
Все опять поспешили проголосовать «за». – Тогда свободны… Готов к разговору с вами, товарищ замполит. Задание командира эскадрильи получил, но сначала несколько вопросов, если не возражаете.
– Не церемоньтесь, Николай Петрович. Считайте на сегодня меня своим учеником.
Батурин подождал, когда все пилоты вышли из комнаты, поднялся из-за стола, подошел и сел рядом с Донсковым. Вначале их разговор походил на допрос. Батурин спрашивал, а Донсков отвечал коротко и отрывисто.
– Налет на вертолете?
– Три тысячи часов.
– Общий налет?
– Около четырех.
– К каким работам допущены?
